У братьев Стругацких в фантастической повести «Обитаемый остров» есть такой эпизод. Молодой космонавт попадает на неведомую планету и в дра­матической ситуации знакомится с двумя ее обита­телями. Под дулом пистолета он пытается объяснить свое появление.

«— Максим! — продолжал Максим, тыча себя в грудь, — Максим! меня зовут Максим! — для боль­шей убедительности он ударил себя в грудь, как разъяренная горилла. — Максим!

— Махх-ссим! —- рявкнул рыжебородый со странным акцентом.

Не спуская глаз с Максима, он выпустил через плечо серию громыхающих и лязгающих звуков, в которых несколько раз повторилось слово Махсим, в ответ на что невидимая унылая личность приня­лась издавать жуткие тоскливые фонемы. Голубые глаза рыжебородого выкатились, раскрылась желто-зубая пасть, и он загоготал...»

Договоримся, что в этом картинном описания внеземной встречи нас интересует только одно. Нас

интересует, какими выражениями описана здесь речь сознательных существ:

... рявкнул ... со странным акцентом...

... выпустил... серию... звуков...

... издавать жуткие тоскливые фонемы...

Обычное значение первого выделенного слова вам знакомо. Если плохо знаешь чужой язык, ино­странные слова поневоле произносишь на образец знакомых слов родного языка. Например, конечный согласный в немецких словах durch или ich — это не просто русский звук х. Или первый согласный в английских словах that или thank — это ведь не зе и не се, как вы иногда произносите на русский об­разец, изучая английский язык. Вам трудно произ­нести эти незнакомые звуки, и вы каждый раз под­бираете удобную для вас замену, то есть вы произ­носите иностранные слова с русским акцентом.

Выходит, что слово акцент в цитированной по­вести употреблено верно. Рыжебородый не знал русского языка и потому имя космонавта переделал на свой лад, произнес его с акцентом: Махх-ссим. Очевидно, все щелевые согласные в этом языке были долгими или их не было вовсе. Очень стран­ный язык, но—допустим. Чего только не встретишь в межпланетном путешествии!

Дальше. «Выпустил... серию... звуков». Вполне понятно и вполне справедливо. Когда слушаешь речь на незнакомом языке, впечатление именно та­ково: как будто выбрасывают на тебя серии звуков, разделенные паузами, а ты стоишь и только головой крутишь — ничего не понять.

Пожалуй, это слово нам и понадобится: ничего не понять.

Для чуткого человека мир состоит из красок, за­пахов и звуков. Журчит ручей, распевают птицы, фыркнула машина, замычал на лугу бычок... Все это — звуки. И крик петуха, и ваш ответ на уроке. Хотя звуки эти — разные.

На уроке вы не хлопаете крыльями и не закаты­ваете при этом глаза к потолку. Вы говорите. Издава­емые вами звуки — это звуки речи. И от петушиного крика они отличаются тем, что их понимают. Такие звуки не просто звучат и слышатся, с ними связано какое-то значение. Мы и куриному кудахтанью под­час приписываем какое-то значение, очеловечиваем «куриный язык». Например, говорим, поддразнивая курицу: «Куд-куд-да?». А ведь это весьма вольное толкование криков испуганной несушки. Замеча­тельный наблюдатель звуков, запахов и красок писа­тель Михаил Пришвин не случайно обронил: «Сот­ни разнообразных фраз войдут в известную фразу петушиного крика». Все дело в том, что этот крик мы не понимаем.

Значит, для человеческой речи важны не про­сто звуки, а только те звуки, которые служат для различения слов. Звуки со смыслом. Такие звуки лингвисты называют специальным термином «фо­нема». В переводе с греческого он и значит звук, но звук особый, звук, который служит для разли­чения слов.

Вы можете ошибиться в произнесении звука, например: о произнести в нос или складывая губы фантиком: но как только вы сильно вытянете губы вперед, получится уже не о, а у, и вместо слова дом вы произнесете слово дум. Изменится значение сло­ва. А этого никак нельзя допускать, потому что вас могут понять неправильно. Всегда можно обнару­жить грань между просто звуком и звуком-смысло-различителем, то есть фонемой.

Так мог ли Максим сказать, что инопланетный незнакомец стал «издавать жуткие тоскливые фоне­мы»? Жуткие и тоскливые — может быть, но не фо­немы, а звуки. Пока Максим не понимает, о чем идет речь, пока он не знает чужого языка, он воспринима­ет только «серии звуков». Его мозг не перерабатыва­ет эти звуки в какой-то текст, имеющий смысл... Это звуки, которые еще не служат для различения слов. Поэтому Максим не имел права назвать их фонема­ми. И только для самих туземцев эти жуткие звуки были фонемами, точнее, выступали в роли фонем.

И впредь мы с вами будем различать звук и фоне­му. Они тесно связаны друг с другом. Они попросту не могут друг без друга. Хотя бы потому, что фонема всегда воплощается в звуке.

И только в звуке?

Оказывается, нет. Это лишь в устной речи. На письме фонема обозначается буквой.

Какими гласными звуками различаются слова сам и сом? Гласными [а] и [о]. Значит, это не про­сто звуки, они различают значения слов; лингвисты говорят: звуки [а] и [о] находятся в ранге фонем. На письме же эти звуки передаются буквами а и о. Но не всегда буквы последовательно соотносятся со звучанием.

Сравним написание и произношение корневых гласных под ударением и без ударения в словах сам — сама, сом — сома.

сам [сам] — пишется а, произносится [а] сама [сама] — пишется а, произносится [а] сом [сом] — пишется о, произносится [о] сома [сама] — пишется о, произносится [а]

Сложность возникает в последнем случае; произ­ношение [сама] одинаково передает и сома, и сама, [а] здесь «общий звук» и для фонемы о, и для фоне­мы а, потому что о без ударения в русском языке не дает звука [о].

Положение гласного в зависимости от ударения, или от места в слове, или от окружающих гласных и согласных звуков называется позицией.

Если мы еще раз изменим позицию наших корне­вых гласных, их звучание снова изменится. Напри­мер, в слове самого в первом слоге а дает краткий звук, средний между [ы] и [а], который обозначают знаком [ъ]: [съмавб].

Одна и та же фонема а воплощается в разных зву­ках: то в ударном [а], то в безударном [а], то в [ъ].

Чтобы правильно написать слово самого, вы из­меняете его так, чтобы корневой гласный оказался под ударением: сам [сам] — и тогда смело пишете в корне букву а.

Мы не случайно проверяем написание гласных их положением под ударением — в этой позиции различается самое большое количество русских гласных. Сравните:

та — то — ту — тё — ты ам — 6м — ум — эм — им

В каждом ряду слова (или их формы) различают­ся только одним гласным. Здесь пять гласных фо­нем. Это сильная позиция для русских гласных.

В безударных положениях различается меньше гласных. Например, как мы только что убедились, а и о не различаются. Это слабые позиции.

Есть сильные и слабые позиции и для соглас­ных.

Например, перед гласными различаются глухие и звонкие. Слова коза и коса различаются одним зву­ком: в первом слове — фонема з, во втором — с. Это сильная позиция.

А на конце слова возможны только глухие. Те же слова в родительном падеже множественного числа звучат одинаково: коз [кос] и кос [кос]. Это слабая позиция.

Основной закон нашего правописания состоит в том, что звуки слабых позиций обозначаются теми же буквами, что звуки сильных позиций.

А благодаря этому значимые части слов (корни, приставки, суффиксы, окончания) пишутся всегда одинаково, независимо от произношения. Напри­мер, корень -вод- всегда пишется вод, хотя произ­носим мы его по-разному: в слове воды он звучит [вод], в слове водичка — [вад'], в слове водовоз — [въд], в форме вод — [вот].

А нужно ли такое единообразие? Конечно, да! Оно позволяет нам писать так, чтобы лучше и бы­стрее понимать написанный текст. Не читать, а по­нимать. Нужно сразу ухватить смысл написанного или напечатанного. Произносить же «про себя» читаемый текст вовсе не обязательно. Хорошо тре­нированный человек пробегает глазами до тысячи слов в минуту и прекрасно понимает прочитанное.

Попробуйте с подобной скоростью прочесть хотя бы такую вывеску над парикмахерской: «сдесь пьявки! стригут ибреют! идамские головы убирают! и рашки!» (Я. Бутков. «Темный человек»). Очень сложное занятие, не правда ли?

Язык изменился, а письмо осталось прежним, оно всегда немного опаздывает в своих изменениях. Слово рожки когда-то так и произносили: [рожк'й]. Произносим уже [рашк'й], а пишем все еще рожки, говорим [з'д'ес'] (здесь), а в прочитанном объявле­нии находим древнюю форму сдесь.

Произносить отдельные слова мы можем по-разному: кто шепелявит, кто картавит, у кого еще какой-нибудь дефект найдется. Неужели все это на письме передавать? Хорошо бы мы друг друга пони­мали, передавая на письме звуковой состав каждого слова в индивидуальном варианте, да еще со всеми результатами происшедших на протяжении веков изменений!

Вот как сложно связаны друг с другом буква и звук. Каково же соотношение трех единиц: звука, буквы и фонемы?

Грамотному человеку легче всего представить себе, конечно, букву. Это нечто определенное, яс­ное, одна буква четко отличается от другой, их не спутаешь. В нашем сознании — это яркое и четкое, скажем, А.

На втором плане стоит звук: это более расплыв­чатое, нечеткое, чуть-чуть возникающее из тумана воображения звучание [а]. Мы, конечно же, знаем, что буква и звук связаны друг с другом, однако зри­тельные впечатления все-таки сильнее слуховых, да и сами звуки каждый человек произносит на свой лад, не совсем так, как другие. Нет, буква как-то определеннее. И в быту чаще говорят именно о ней, об этой все разъясняющей букве. Некий персонаж «говорил по-русски, старательно выговаривая каж­дую букву». Вот видите, как будто читал написан­ный текст, а не выражал собственные мысли. Буква для романиста — это записанный звук и то же са­мое, что звук.